Нынешние и прошлые латвийские евреи сильно озаботились таким явлением культурной жизни Латвии, как мюзикл о Герберте Цукурсе. Я бы даже и не знал о существовании сего произведения, если бы не баталии в фейсбуке. Я тут не буду обсуждать это явление — по разным причинам. Авторы явно хотели раздуть скандал. Современному искусству вообще свойственна скандальность. Но некоторые деятели этого самого современного искусства как-то забывают иногда, что скандал в искусстве по-настоящему ценен только тогда, когда задает обществу неудобные вопросы. Если же скандал является самоцелью или еще хуже имеет меркантильную финансовую основу, то такое культурное явление как правило не долго живет.
Надо все-таки сказать, что опосредованно мюзикл заставил меня задать самому себе один простой вопрос: «Как же я сам отношусь к теме Катастрофы?»
Мое отношение к Катастрофе со временем сильно трансформировалось.
В нашей семье не было принято много говорить о том времени. Все знали, что семьи маминых родителей почти полностью остались в Витебске, а семьи папиных родителей целиком спаслись из Даугавпилса совершеннейшим чудом. Оба наших деда воевали, но ничего об этом не рассказывали. Прадед в ночь перед окупацией Витебска ушел с другом пешком в Москву.
Из детства помню яркое впечатление, которое произвел на меня мой папа. Мы были в парке зимой. Было какое-то мероприятие, возможно приуроченное к новогодним праздникам. Какой-то мальчишка ботинком вывел свастику на снегу. Это был первый раз, когда я видел отца в таком состоянии — он напустился на мальчишку, ругался громко и заставил его стереть то, что нарисовал.
В другой раз досталось мне, когда я в порыве юношеского максимализма высказался что-то типа «евреям, вернувшимся из концлагерей в Союз, лучше было умереть там же, потому что попали в новую мясорубку». Трепка была изрядная и она научила меня взвешивать все что я думаю по несколько раз перед тем как что-то сказать.
У меня был одноклассник и собутыльник, который очень ценил и уважал все что связанно с нацизмом. Можно сказать, что мы даже были друзьями. Я не пытался его переделать и сейчас мне трудно понять что нас связывало.
В конце 80ых было принято решение перенести захоронения во рвах Погулянского леса и сделать отдельный мемориал в память погибшим узникам Даугавпилсского гетто. Я как и многие молодые евреи города тогда принимал активное участие в этом. Иногда накатывают картинки с деревянными ящиками полными костей вперемежку с истлевшей одеждой. Сильных эмоций ни тогда, ни сейчас не вызывает. Разве что грусть, но не понятно по чему.
Последние лет 15 я не посещаю массовые мероприятия связанные с Катастрофой. Мемориалы обхожу стороной. Единственное место, которое каждый раз стараюсь навестить — небольшой гранитный брус на двух опорах, на котором написано, что он был создан в память о 50 еврейских семьях, погибших в Погулянке. По семейной легенде, наша бабушка Броня перенесла его со старого еврейского кладбища, территория которого была отведена под строительство двух школ в советское время.
Я не смотрю фильмы про Катастрофу. Последний был «Жизнь прекрасна» и это самый лучший фильм по теме. Жена настаивает на том, чтобы я посмотрел «Пианиста», но не могу никак себя заставить.
Я не езжу в Германию кроме как транзитом или по делам. Да и дел у меня там нет, так что только транзит.
Я не хочу, чтобы мои дети в будущем ехали в Польшу с экскурсией по концлагерям. Совершенно не понимаю этой темы.
Читаю немецких авторов, которые жили в то время и пытаюсь понять что это было такое. Наиболее адекватные ответы мне дает Эрнст Юнгер (да-да тот самый — идеолог нацизма и любимый писатель Гитлера). Но все равно понять то время мне не под силу.
Мы все пытаемся научить наших детей терпимому отношению к окружающим людям. Поэтому в разговорах о войне и евреях, я сознательно опускаю национальную принадлежность убийц. Говорю о плохих людях, которые хотели убить всех-всех евреев. Зачем я это делаю? Не знаю.
Возможно, причина в одной австрийке, которая испытывала прямо таки болезненные угрызения совести. Или мне не хочется навязывать комплекс вины целому народу или даже множеству народов? Мне хочется верить, что люди на самом деле хорошие, но некоторые делают все чтобы уверить меня в обратном.
У меня нет четкого ответа, как я отношусь к Катастрофе. Да боюсь и не будет никогда.