Как-то сложилось, что в последнее время я много размышляю о своем положении в еврейском и нееврейском мирах.
Нам пишут отзывы на мою статью. Со мной разговаривают разные люди, которые ее прочитали. Я сам перечитал ее несколько раз, потому что написана она почти 3 года назад.
Я почти дочитал книгу «Postville: A Clash of Cultures in Heartland America«.
В книге есть замечательный образ стены, воздвигнутой евреями вокруг себя, чтобы уберечься от ассимиляции и смешивания с другими народами. Автор приводит цитату одного раввина, который говорит, что «евреи как овцы в окружении волков, поэтому нужна стена для охраны». Стивен Блум, автор книги, видимо отождествляющий себя с однофамильцем из романа Джойса, что должно усиливаться свиными сосисками — довольно сильно ассимилированный еврей, но и у него есть своя ограда, которая не позволяет ему делать многие вещи. Так он негативно отнесся к разговорам о Христе в скаутском отряде, куда ходил его сын.
Вот я и задумался о высоте своего забора.
Собственно этот пост призван дать мне самому в первую очередь понять пытаюсь ли я сидеть на двух стульях или же я нашел свой собственный удобный стул.
Когда я был в классе втором, кажется, то всем говорил, что я белорус. Все дело было в том, что мне казалось не прикольным быть евреем, когда все кругом русские, белорусы, поляки и прочие украинцы.
Почему белорус?
Все просто — «потому что у меня бабушка из Белоруси».
Обе бабушки пытались убедить меня, что я еврей и ничего с этим уже не поделаешь, но я был тверд где-то до третьего класса. Пубертатом прибило желание быть не таким как все. Мне это удавалось с легкостью, особенно после прилетавших в лицо ударов с ноги.
В нашем классе учился Леха Шварц — известный на всю школу хулиган и раздолбай. Он не исключал меня из своих жертв. Но однажды произошло нечто, сильно изменившее мое отношение к нему. В какой-то момент половина класса озадачилась моей национальной принадлежностью и мне пришлось довольно-таки не сладко. И вот когда я сидел под столом, прячась от летящих в меня предметов, Леха подползает ко мне и говорит одну фразу «Нам всегда достается, но не бойся, так будет не всегда.» Так я узнал, что у Лехи — отец-еврей, собственно отсюда и фамилия. Лехины слова сподвигли меня на подвиг (это я сейчас думаю, что это подвиг, а тогда я так не думал). На классном часе я вышел к доске и спросил «За что вы нас не любите?». Не помню, рассчитывал ли я на ответ, он мне был и не нужен. Но мой вопрос надолго снял любые проблемы с моей национальностью.
В конце 80ых — начале 90ых, на волне национального возрождения в Даугавпилсе организовалась довольно-таки большая и интересная еврейская тусовка. По причине большой стеснительности (да-да, именно так тогда и было), я не очень вписывался в эту группу. В начале 90ых почти все из этой тусовки разъехались кто куда. Поэтому на долгие годы мое еврейское окружение сократилось до пары десятков человек родственников и знакомых.
Средняя школа и институт подарили мне настоящих Друзей с большой буквы Д. Странное дело, но среди них не было ни одного еврея. Это совсем не мешало мне тогда и не мешает сейчас считать их близкими и даже родными людьми. Червяков, Олехнович и Петроченко — это все о вас.
Конец 90ых увеличил мой еврейский круг общения довольно-таки существенно. В основном за счет работы в разных еврейских и нееврейских организациях. Именно работа в нееврейских организациях принесла мне понимание, что в первую очередь надо любить и развивать свои традиции, свой народ и уже после этого помогать другим. В Shameless s07e01 была фраза про здоровый эгоизм, на основе инструкции безопасности в самолете — при аварии надо сначала самому себе надеть кислородную маску, а уж после этого помогать женщинам и детям, потому что в таком случае у тебя есть больше шансов на помощь другим. Это именно тот вывод, к которому я пришел еще в конце 90ых.
Я отвлекся. Ну так вот начиная с нулевых мои еврейские и нееврейские миры заняли по половине моей жизни. Работа, дом, выходные — все это идет само по себе. В ежедневной рутине есть гарантированное место для обеда в моей «затрапезной компании». Эти посиделки уже давно перестали быть просто совместным употреблением пищи, а переросли в обязательные собрания близких друзей. Без этого уже и день прожит зря. Каждый из нас со своими тараканами и мои еврейские тараканы чуствуют себя превосходно в этой компании.
На мое воспитание оказывали влияние далеко не только люди, но и немалую часть меня сформировали книги. В какой-то момент я понял, что почти не читал еврейских авторов. После прочитанного в юношестве Мальчика Мотла я не брал в руки еврейских авторов до совсем недавнего времени. Эфраим Севелла и Леон Фейхтвангер не в счет, меня интересовала именно местечковая литература. И вот в попытке ликвидировать неграмотность в области еврейской литературы я взялся за еврейских авторов конца 19ого — начала 20ого веков. Сначала меня поразил тот факт, что у них у всех неевреи почти невидимы, как фон, как солнечное пятно на обоях. Они есть, но исключительно по необходимости. Отдельно нееврейским судьбам не уделяется практически никакого внимания. Исключением и действительным потрясением стал рассказ Башевиса-Зингера «Прачка»
Когда я перечитал свой опус о моей кошерной жизни, то вдруг понял, что и там нет места моим нееврейским друзьям, хотя они оказали очень большое влияние на мое еврейское воспитание в самом хорошем смысле. Именно взаимная приязнь (терпимость здесь совершенно неуместное слово) к чужим тараканам и традициям породила в моем окружении теплую, дружескую атмосферу.
И вот теперь после всего, что я тут понаписал, я пытаюсь постичь высоту ограды вокруг моей еврейской жизни.
Пока мне удается объяснить в чем отличие евреев от неевреев мои детям в терминах шабата и кашрута. Мы стараемся делать это с позитивной точки зрения — у нас свои важные традиции, а для других людей важны их собственные и это хорошо, что у всех есть свои праздники и места, куда ходят. Посмотрим, как будет когда мне надо будет им объяснить почему им надо найти себе всенепременно еврейскую половинку.
И в качестве заключения, пару слов о терминологии.
Мне с детства не нравится слово «гой». Не смотря на тот факт, что я не нахожу в нем негативной коннотации, стараюсь не использовать в речи.
Каждое утро я читаю благословение:
«Борух ато аШем … шело осани гой» — «Благословен ты аШем … за то, что не создал меня неевреем»
и потом еще
«Шоймер гой кодойш …» — «Храни святой народ …».
Между этим двумя фразами почти целая утренняя молитва. Обе молитвы объединены одним словом — гой. Дословный перевод — народ. Со временем стало принято называть нееврейские народы просто народами, отсюда и общее наименование неевреев — гои. Посему реабилитацию слова «гой» прошу считать законченной.
Я не случайно упомянул одну из самых спорных и часто цензурированных благословений в сидуре. Как всегда есть несколько мнений почему это благословение включено в ежеутренний ритуал.
Мне нравится и я стараюсь жить именно по самому позитивному объяснению.
У всех народов есть своя, особая роль в нашем мире. Евреям «повезло» стать народом, за которым Всевышний присматривает особым образом. Поэтому на евреях лежит дополнительная ответственность за весь наш мир. Это трудная, неблагодарная и подчас опасная роль. Но мне, лично, приятно осознавать себя частью еврейского народа именно из-за этой дополнительной ответственности. Все мы совершаем ошибки и я далеко не исключение. Но на свои ошибки я смотрю с большой пристрастностью. Также я смотрю и на проступки других евреев, потому что это мой народ. А народ для меня — следующая степень родства после семьи.