продолжение вот к этому.
2.3 Почему “В Соборе”?
После прошлого поста про этот роман мне вполне резонно заметили, что действие происходит не в синагоге, а в католическом соборе.
Отрицать этот факт было бы смешно. Таки Кафка перенес свое действие в Собор.
Но откуда я делаю выводы, что Собор в данном случае не место, а образ, который не имеет большого значения с точки зрения культового использования?
Я уже цитировал запись в дневнике Кафки после Йом-Кипура 1911 года про “пейсатых”. Там же он пишет:
“Альтной синагога вчера. Коль Нидрей … близкий к церковному интерьер.”
Вообще, работы Кафки стоит рассматривать параллельно с его дневниками. Еврейский мотив в дневниках умело скрыт в его работах. Теперь я и сам хочу почитать его дневники в целом, а не в отрывках.
2.4 О чем притча?
Позволю себе немного вольности в интерпретации притчи.
Позволю себе скопировать всю притчу сюда.
Вот что сказано об этом заблуждении во Введении к Закону. У врат Закона стоит привратник. И приходит к привратнику поселянин и просит пропустить его к Закону. Но привратник говорит, что в настоящую минуту он пропустить его не может. И подумал проситель и вновь спрашивает, может ли он войти туда впоследствии? "Возможно, - отвечает привратник, - но сейчас войти нельзя". Однако врата Закона, как всегда, открыты, а привратник стоит в стороне, и проситель, наклонившись, старается заглянуть в недра Закона. Увидев это, привратник смеется и говорит: "Если тебе так не терпится - попытайся войти, не слушай моего запрета. Но знай: могущество мое велико. А ведь я только самый ничтожный из стражей. Там, от покоя к покою, стоят привратники, один могущественнее другого. Уже третий из них внушал мне невыносимый страх". Не ожидал таких препон поселянин, ведь доступ к Закону должен быть открыт для всех в любой час, подумал он; но тут он пристальнее взглянул на привратника, на его тяжелую шубу, на острый горбатый нос, на длинную жидкую черную монгольскую бороду и решил, что лучше подождать, пока не разрешат войти.Привратник подал ему скамеечку и позволил присесть в стороне, у входа. И сидит он там день за днем и год за годом. Непрестанно добивается он, чтобы его впустили, и докучает привратнику этими просьбами. Иногда привратник допрашивает его, выпытывает, откуда он родом и многое другое, но вопросы задает безучастно, как важный господин, и под конец непрестанно повторяет, что пропустить его он еще не может. Много добра взял с собой в дорогу поселянин, и все, даже самое ценное, он отдает, чтобы подкупить привратника. А тот все принимает, но при этом говорит: "Беру, чтобы ты не думал, будто ты что-то упустил". Идут года, внимание просителя неотступно приковано к привратнику. Он забыл, что есть еще другие стражи, и ему кажется, что только этот, первый, преграждает ему доступ к Закону. В первые годы он громко клянет эту свою неудачу, а потом приходит старость и он только ворчит про себя. Наконец он впадает в детство, и, оттого что он столько лет изучал привратника и знает каждую блоху в его меховом воротнике, он молит даже этих блох помочь ему уговорить привратника. Уже меркнет свет в его глазах, и он не понимает, потемнело ли все вокруг, или его обманывает зрение. Но теперь, во тьме, он видит, что неугасимый свет струится из врат Закона. И вот жизнь его подходит к концу. Перед смертью все, что он испытал за долгие годы, сводится в его мыслях к одному вопросу - этот вопрос он еще ни разу не задавал привратнику. Он подзывает его кивком - окоченевшее тело уже не повинуется ему, подняться он не может. И привратнику приходится низко наклониться - теперь по сравнению с ним проситель стал совсем ничтожного роста. "Что тебе еще нужно узнать? - спрашивает привратник. - Ненасытный ты человек!" - "Ведь все люди стремятся к Закону, - говорит тот, - как же случилось, что за все эти долгие годы никто, кроме меня, не требовал, чтобы его пропустили?" И привратник, видя, что поселянин уже совсем отходит, кричит изо всех сил, чтобы тот еще успел услыхать ответ: "Никому сюда входа нет, эти врата были предназначены для тебя одного! Теперь пойду и запру их".
Начнем с первого же предложения.
Вот что сказано об этом заблуждении во Введении к Закону.
Есть некий Закон. Это скрытая часть Торы. Тайное знание о жизни, мире и Б-ге. Соответственно, Введение к Закону – это, что можно прочитать. А значит это Тора и все остальные святые еврейские тексты.
Поселянин – это типичный простолюдин, на которого направлено подавляющее большинство предостерегающих законов (типа запрета есть курицу с молоком).
Привратник – повторяет образ адвоката, а про сходство адвокатов и раббоним я уже писал. Получается, что это раввины не пускают простых смертных к потаенным знаниям? Но я бы назвал Привратником Талмуд. Этот вывод я делаю из одной интересной фразы:
оттого что он столько лет изучал привратника и знает каждую блоху в его меховом воротнике, он молит даже этих блох помочь ему уговорить привратника.
Каждая мелкая буква и закорючка имеют значение для искателей тайного смысла в Торе.
Какова же мораль?
Думаю, Кафка хотел передать мысль о том, что мы всю жизнь изучаем Привратника, хоть он сам нам говорит, что “Если тебе так не терпится – попытайся войти, не слушай моего запрета. …“. и если мы окажемся настолько смелы, что просто войдем, то, возможно, мы и увидим второго стража, но мы уже пройдем первую преграду. Собственно, эту мысль подтверждают и его высказывания по поводу современного (ему) положения Каббалы.
” From a kabalistic viewpoint, what Kafka depicts in these Two great novels, The Trial and The Castle, is the crisis of the Kabbalah, the failure of theurgy, the inability of the individual to employ his actions to gain access to the ultimate authority.”
“С кабалистической точки зрения, что Кафка хочет раскрыть в этих двух великих романах, Процесс и Замок, это кризис Кабалы, несостоятельность магии, неспособность индивидуума направить свои действия на получение доступа к абсолютному руководству.”
2.5 Казнь в каменоломне.
Эта сцена вызвала у многих самые разные версии.
2.5.1 Версия моей жены.
Иисуса Иосифовича тоже казнили в каменоломне. Я не знаком досконально с этим литературным произведений, поэтому положусь на ее мнение. Эта версия не кажется мне слишком притянутой. Вполне допускаю, что Кафка мог вплести некоторые христианские мотивы в свои романы. Собственно, для еврейских деятелей культуры того времени это было не в новинку. Вспомнить хотя бы того же Марка Шагала.
2.5.2 Версия о болезни (моя).
Об этом смотри пункт 1.2 прошлого поста.
2.5.3 Версия о жертвоприношении Ицхака. (girsa_dejankuta)
Я рассматривала “Процесс” в русле философии диалога Бубера. Ну, и параллельно вылавливала всякие еврейские аллюзии. Из того, что помню – последняя сцена (когда К. ведут на казнь) – путь Авраама и Ицхака на Акеду. Раши на “…и пошли они оба вместе” очень хорошо вписывается. Казнь – акеда, соответственно. Та ммного всякого было, но уже забылось.
3.0 Пару слов в заключении
Много лет назад я прочитал “Маятник Фуко” Умберто Эко. Этот текст повлиял на мое желание углубляться во всякие эзотерические и каббалистические темы. Тогда я решил, что мне рановато. Сейчас я учу Талмуд и пытаюсь понять логику Раши на пшат. Говоря языком Кафки, я изучаю Привратника, но не стремлюсь попасть за ворота.
У меня с Кафкой много общего. Я так же как и он воспринимаю Абсолютный Закон.
Я сознательно пока не читаю “Замок”, чтобы посмаковать послевкусие от “Процесса”.
Буду рад коментариям и критике.